ИНСТИТУТ ЕВРОПЕЙСКИХ КУЛЬТУР

ОБЩАЯ ИНФОРМАЦИЯ УЧЕБНЫЕ КУРСЫ БЛОК-ЛЕКЦИИ АКАДЕМИИ
НАУЧНЫЕ ПРОЕКТЫ
ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
АБИТУРИЕНТАМ E-Mail
ВЫСТАВКИ ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ СТУДЕНТОВ НОВОСТИ Site-map
ИНФОРМАЦИЯ МЕТОДИЧЕСКИЕ РАЗРАБОТКИ УЧЕБНЫЕ ПОСОБИЯ
МОНОГРАФИИ СБОРНИКИ СТАТЕЙ АЛЬМАНАХ

 

Заключение.
Проблемы и перспективы

Дальнейшее исследование связи между литературой и обществом неотделимо в своем развитии от развития самих общества и литературы. Сегодня, в конце XX века, мы вовлечены в начавшийся десятилетиями ранее процесс, который свидетельствует о глубоких изменениях социальной и культурной (а значит - и литературной) реальности в наиболее экономически развитых странах, а учитывая их глобальную определяющую роль, - и во всем мире, каковы бы ни были различия между его регионами по уровню развитости и типу культуры. Мир идет к фундаментальному единству, и процесс этот достиг на сегодня кульминации в связи с недавним концом противостояния капиталистического, или демократического мира миру коммунистическому, или тоталитарному - противостояния, которое оказало глубокое воздействие на область культуры и, может быть, прежде всего - на художественно-литературную сферу, предопределив два разных типа связей между литературой и обществом (а также между обществом и формой организации Власти).

С другой стороны, в капиталистическо-демократическом мире, оставшемся сегодня без абсолютного идеологического антагониста, произошли и происходят радикальные изменения, заставляющие говорить о "постиндустриальном" обществе, обществе всеобщей, или мультимедиальной, коммуникации, а применительно к культуре - о постмодерности. Не углубляясь во все множество значений, которыми обросло это понятие, его можно использовать здесь в самом общем и нейтральном смысле, относя не к особому течению в искусстве, а к особой ситуации. Ситуации, когда современность, до сих пор превозносимая "футуристическими" (порою - революционными) или осуждаемая "пассеистскими" (порой - реакционными) идеологиями, приходит к критическому размышлению над понятием "прогресс" и над собою самой, понимая, что целый исторический период ее развития исчерпан и начинается новый, весьма проблематичный и сложный период, природу которого предстоит определить, а характер развития - предугадать.

Применительно к литературе новый постмодерный этап не проявляется как утверждение какого-то одного, единого для всех "кода". Литература сохраняет многообразие различных форм и тенденций, не поступаясь национальным своеобразием традиций и культур, но в то же время включаясь в процесс интеграции и глобализации, что позволяет, в несколько новом смысле, воспользоваться старым, восходящим еще к Гете, понятием "всемирная литература". Сегодня литературный мир, то есть треугольник "автор-критик-читатель", по-разному вписанный в различные социальные и национальные ареалы, располагает, как никогда в прошлом, универсальным литературным наследием во всем его богатстве и разнообразии. С другой стороны, творческая энергия, порожденная этим наследием, если и не исчерпала себя до конца, то уж во всяком случае пульсирует, насколько можно судить, куда менее интенсивно либо, скажем так, канализирована сейчас в русло системы литературного производства, которая в принципе ведет к некоторому единообразию в результатах: издательское дело, премии, масс-медиа и т.д.

Дело не в очередном повторении ламентаций по поводу "смерти литературы": лучше говорить о трансформации литературы, абсолютизирующей сегодня творческий прием, который в той или иной степени был ей присущ всегда и который состоит в том, что литература черпает из самой литературы в ее предельно широком смысле, включающем все формы мифопоэтического выражения. Создается особый тип связи между текстами, их истолкования на метауровне (интерпретация интерпретации), пародийной игры, иронического дистанцирования в момент творческого взаимодействия и т.д. Это уже не просто переплетение "скрытых цитат", которыми была богата литература прошлого, а своего рода перманентный процесс переписывания, который сопровождается рефлексией по поводу литературы и литературности с полным сознанием своего прихода "после" (сколько понятий, стремящихся определить наше время, носят эту частицу "пост"!) тысячелетий великого духовного созидания.

Аномалия XX века, которой был "социалистический реализм", в основном превратившийся в объект иронии и обличения, служила выражением - по крайней мере, на уровне теории - самой тотальной прожектерской иллюзии. Речь идет о марксистском "реальном коммунизме", о мечте положить начало новому миру творчества, "большому стилю", аналогичному стилю великих эпох прошлого, но превосходящему их уже не "классовостью", а универсальностью (см. Strada). Вряд ли сегодня нужно еще раз повторять, какие ужасы породил в действительности данный утопический проект. Но стоит помнить, насколько серьезна была эта, если можно так выразиться, катастрофическая иллюзия, читая работы ее главного литературного теоретика Георга Лукача. Особенно - материалы дискуссии 1933 - 34 гг., развернувшейся в Институте философии Коммунистической академии в Москве вокруг доклада этого венгерского философа-коммуниста о романе, в котором он с марксистско-ленинских позиций развил свою "Теорию романа", написанную еще в 1914 - 15 гг. Здесь, как уже в некоторых его ранних работах, выстраивается особая концепция отношения литература/общество - отношения, которое ко времени дискуссии в Комакадемии уже стало прежде всего отношением литература/Власть (в данном случае - власть тоталитарная).

Но как бы ни оценивать идеи Лукача, оказавшие большое влияние на марксистскую мысль в СССР и на Западе, наиболее значительным явлением этого времени было то, что параллельно этой дискуссии и в противоположность ей в России складывалась совершенно иная концепция литературы в ее социальном аспекте. Речь идет о практически не известном в течение десятилетий, а сегодня повсеместно признанном Михаиле Бахтине. Имя Бахтина нельзя не упомянуть здесь и потому, что его идеи с поразительной глубиной предвосхитили то состояние литературы, которое обычно определяется словом "постмодернизм". Его понятие "диалогичности", развитое им в новую теорию языка, лучше всего определяет бесконечную систему связей между литературными текстами, которая сегодня представляется более сложной, чем когда бы то ни было. В свете его идей для отношения литература/общество открываются новые аналитические перспективы, причем применительно не только к настоящему, но и к прошлому, так как бахтинское "диалогическое видение" глубоко исторично и позволяет проследить, как от эпохи к эпохе менялось самое понятие литературы и трансформировались литературные стили и жанры.

Это может показаться парадоксом, но социальное (историческое) изучение литературы предстает сегодня в первую очередь исследованием чтения, понимая чтение предельно широко. Читатель - это не только публика, объект аналитических исследований для традиционной социологии литературы, но в первую очередь сам писатель, чьи произведения взращены и насыщены чужими текстами, которые он по-своему интерпретирует и комбинирует. Читателем, естественно, является и критик (теоретик, историк литературы), который профессионально "дешифрует" текст и включает его в цепочку других текстов внутри определенного контекста. Практически неисчерпаемое многообразие возможных прочтений одного текста писателем, критиком и публикой ставит нас перед проблемой идентичности данного текста и произвольности его прочтения - проблемой, которая может быть разрешена только в перспективе отношения литература/обществом. Устанавливаемая идентичность текста - это его филологическая, экдотическая (*) идентичность, основа динамичной и многоликой смысловой идентичности самого текста. Эта идентичность может быть задана только рамками сложной традиции предшествующих прочтений, определенной читательской общности и разворачивается между двумя временными измерениями: Временем, ограниченным моментом и местом создания текста (контекст вместе со всем, что он вобрал из прошлого), и неограниченным Временем моментов и мест последующей жизни текста (интерконтекст, то есть совокупность горизонтов его прочтения). Между всеми потенциально осуществимыми и реально осуществленными прочтениями есть некая скрытая логико-историческая связь. Она задает каждому тексту незавершенную (открытую в будущее) поли-идентичность. Причем авторское прочтение текста и авторская творческая интенция, не всегда, впрочем, достоверно устанавливаемые, не обладают никакими особыми привилегиями в исторической жизни текста, наделенного в этом смысле собственной судьбой.

Так диада "литература/общество" парадоксальным образом трансформируется в диаду "чтение/общество", а она, в свою очередь, есть не что иное, как диада "письмо/общество"; общество при следует понимать не гипостазированно, а на основе исторического подхода. Что касается будущего этой совокупности связей (литература-чтение-письмо-общество), то здесь стоит думать не столько о новых методах, которыми может нас снабдить "социологическая индустрия", сколько о будущем обществе и о будущей литературе. Однако, подобная задача с очевидностью выходит за рамки настоящей работы.

__________________________________________________________________

(*) Теория и практика издания литературных текстов, текстуальная филология, текстология (от слова греческого происхождения "экдотика").

© Институт европейских культур, 1995 - 2002.
Дизайн сайта © Андрей Яшин (www.yashin.narod.ru), 2001.
Замечания и предложения сообщайте web-мастеру.