ИНСТИТУТ ЕВРОПЕЙСКИХ КУЛЬТУР

9. Интертекстуальные отношения в литературе

Отношения между текстами были осмыслены литературоведением прежде всего как отношения эволюции. Есть, однако, несколько эволюционных моделей литературы.

Исходной моделью явилась филиация - порождение, прямое наследование: с этой точки зрения каждое новое явление литературы прямо вытекает из предшествующего. Эта модель до сих пор господствует в массовом сознании; в ней выдвигается на первый план фактор непрерывности развития. На линии эволюции выделяются отмеченные, особо ценные точки - это классика (национальной литературы, жанра, личного творчества того или иного автора); по отношению к ней другие тексты рассматриваются как приготовление классики, ее развитие или же упадок. В такой модели сильно влияние биологических идей: развитие литературы мыслится по аналогии с развитием живого организма.

В теории литературы модель филиации давно уже считается устаревшей. Критикуя ее, В.Б. Шкловский и Ю.Н. Тынянов выдвинули новую концепцию - системно-динамическую. Тынянов разграничивал генезис произведения и эволюцию художественной системы: генезис относится к единичному факту, а эволюция к системной целостности. Традиционные явления филиации в общем покрываются понятием генезиса - это частные обстоятельства создания текста (биографические факты, исторические события, потребности "социального заказа"). Генезис, вообще говоря, внелитературное явление; напротив, эволюция характеризует внутреннее саморегулирование литературы. В литературной системе выделяется доминанта - главный фактор художественной конструкции, смещение или замена которого меняет смысл всей системы в целом. Изменение доминанты - это и есть суть литературной эволюции как динамического процесса борьбы конструктивных сил за господство в тексте. Динамизируется и сама идея наследования: русские формалисты не отбросили ее полностью, но заменили, по выражению Шкловского, наследование авторитета от отца к сыну наследованием от дяди к племяннику - с принципиальным смещением линии наследования. В каждую эпоху в литературе существуют как минимум две соперничающих и иерархически неравных традиции - "старшая" и "младшая"; в ходе развития старшая ветвь постепенно теряет силу, автоматизируется и уступает лидерство младшей, которая до тех пор находилась "под паром", в резерве культуры. Это называется канонизацией младшей ветви, в ней происходит взаимообращение центра и периферии культуры. Достоинство данной концепции - динамичность: литературное развитие трактуется как конфликт, столкновение разных вариантов творчества, как цепь кризисов, революций, преимущество отдается моменту прерывности. Недостаток - механичность этого процесса: две борющиеся линии, вообще говоря, чужды одна другой, неясно, каким образом они могут взаимодействовать и синтезироваться в новом явлении, каким образом возможен прогресс.

Из современных концепций эволюции следует упомянуть теорию Харольда Блума. Она касается не столько системных моментов эволюции, сколько межличностных (интерсубъективных) отношений "старшего" и "младшего" писателя, которые уподобляются отношениям отца с сыном по Фрейду. Отец для сына - авторитет, образец и вместе с тем препятствие, соперник; он как бы говорит ему "делай как я" и одновременно "не делай того, что делаю я". Так и новый писатель испытывает двойственные чувства по отношению к предшественнику: он восхищается им и в то же время чувствует, что подражание лишит его самого собственной личности. Его стратегии направлены на то, чтобы обойти эту амбивалентность, преодолеть "страх влияния". Выделяются шесть таких стратегий: 1) искажение стиля старшего писателя вплоть до тенденциозной ошибки - misreading - в его понимании ("клинамен"), 2) завершение, доведение до логического предела интенций старшего писателя и тем самым их отрицание ("тессера"), 3) самоопустошение ("кеносис") младшего писателя перед лицом старшего, 4) сублимация особенностей старшего писателя, их превращение в объективную необходимость ("даймонизация"), 5) самоочищение, постепенное изживание чужого влияния ("аскесис"), 6) возвращение в позднем творчестве младшего писателя подавленных влияний старшего ("апофрадес"). Это не столько теория эволюции в целом, сколько типичные ситуации на перекрестках этой эволюции, типичные способы ее переживания участниками эволюции.

До сих пор говорилось по преимуществу о взаимодействии между писателями. Однако возможно - и все больше осуществляется в последнее время - рассмотрение взаимодействия текстов как таковых, независимо от отношений между их авторами. Ж. Женетт в книге "Палимпсесты" (1982) наметил типологию таких взаимодействий, обозначаемых у него родовым понятием "транстекстуальности". Это могут быть отношения текста с его ближайшим околотекстовым окружением (паратекстуальность), с его жанром, вообще типом творчества, к которому он принадлежит (архитекстуальность), с суждениями и интерпретациями критиков и читателей (метатекстуальность), с целым предшествующим текстом (гипертекстуальность) или с его отдельными фрагментами, цитатами, реминисценциями (интертекстуальность - в особом, узком смысле слова). Особым случаем гипертекстуальности является "геральдическая конструкция" (mise en ab?me), когда текст удваивается, отражается сам в себе. В широком смысле это вообще включение целостного текста в другой целостный текст, которое неизбежно заставляет нас искать и находить между ними структурные взаимоотношения, читать внутренний текст как эмблему внешнего - чем часто и занимаются критики. Два взаимодействующих текста могут принадлежать одному или разным языкам (картина в романе и т.д.); как показал Ю.М. Лотман, в любом случае при этом текст обретает повышенную условность (в "реалистическое" повествование о Дон Кихоте включаются условно-галантные или приключенческие новеллы, чей условно-знаковый характер напоминает читателю и о знаковой природе "главного" текста).

Самым традиционным типом гипертекстуальности является пародия - вторичная разработка структуры исходного текста в игровых целях. Игра может быть как самоцельной, так и агрессивной, оспаривающей предшественника и систему литературы, в которой он работал. В обоих случаях имеет место остранение, деавтоматизация исходной структуры, последняя благодаря столкновению с новым материалом, с другими структурами делается ощутимой, перестает казаться сама собой разумеющейся. По мысли Ю.Н. Тынянова, агрессивная пародия - важнейшее средство динамической литературной эволюции, тогда как диффузно-фрагментарное взаимодействие текстов, не преследующие системно-полемических целей, сближается скорее с "интертекстуальностью" по Женетту.

Новейшая теория интертекстуальности - можно назвать ее тотальной интертекстуальностью, чтобы отличить от других значений термина - выдвинута Ю. Кристевой в 60-е годы и явилась одним из первых проявлений постструктуралистской поэтики. В числе ее источников, помимо тыняновских понятий литературной эволюции и пародии, - бахтинская концепция диалога и соссюровская теория анаграмм. Ф. де Соссюр так и не напечатал свои разыскания об анаграммах в древней поэзии, то есть о зашифрованности в стихах божественных имен, которые не называются прямо, но читаются в особом подборе звуков или букв. Анаграммы трудно доказуемы, а сама анаграмматическая гипотеза ведет к отказу от однозначного чтения текста: из одного текста фактически выходит два (или даже больше) на одном и том же пространстве. Постструктуралисты взяли соссюровские анаграммы за образец интертекстуальных отношений - именно для того, чтобы через взаимодействие текстов в культуре подорвать однозначность их смысла. Чтобы ввести в доказуемые рамки дурную бесконечность анаграмм, которая в свое время устрашила Соссюра, возможен следующий критерий интертекстуальности. Интертекстуальность появляется в тексте вместе с несистемным, немотивированным, структурно необъяснимым сегментом - такой сегмент позволяет подозревать интертекстуальность, хотя ее может и не быть (немотивированный элемент может оказаться загадкой - элементом герменевтического кода, или же специально оставленным без мотивировки "эффектом реальности" по Р. Барту). Этот сегмент разъясняется как цитата или реминисценция, через сопоставление одного текста с другим; читательская работа над таким сегментом состоит в редукции немотивированности, в подыскании ей объяснения - если не в рамках данного текста, то в пространстве интертекстуальности. Привилегированным является здесь не авторское, а читательское отношение к тексту, интертекстуальность реализуется в рецепции, в работе редуцирования. Отсюда следствие: интертекстуальные отношения между текстами могут возникать независимо от авторского намерения, при полном отсутствии сведений о желании автора процитировать некий текст и даже при отсутствии его знакомства с ним. В предельном случае цитироваться может вообще еще не написанный текст ("Пьер Менар..." Х.-Л.Борхеса)...

В новейших концепциях интертекстуальности фактически отменяется диахроническое направление литературного развития; все произведения литературы располагаются не во времени, а в пространстве универсальной библиотеки (по Борхесу), соседствуя и взаимодействуя благодаря работе читателя, совершающего произвольные путешествия по этому пространству.

Литература: Х. Блум. "Страх влияния. Карта перечитывания". Екатеринбург. 1998; Ю.М. Лотман. "Текст в тексте" - в кн.: Ю.М. Лотман. "Избранные статьи". т. 1. Таллин, 1992; Ю.Н. Тынянов. "Проблема литературной эволюции", "Достоевский и Гоголь" - в кн.: Ю.Н. Тынянов. "Поэтика. История литературы. Кино". М., 1977; Х.-Р. Яусс. "История литературы как провокация литературоведения" // "Новое литературное обозрение". 1994. № 12; М.Б. Ямпольский. "Память Тиресия". М., 1993.