ИНСТИТУТ ЕВРОПЕЙСКИХ КУЛЬТУР

7. Интерсубъективные отношения в литературе

В литературе в принципе три взаимодействующих субъекта: автор, персонаж(и) и читатель (читателей в реальности много, но в пространстве произведения они не встречаются друг с другом). Описание их взаимодействия в значительной степени выходит за рамки позитивно-научного анализа и захватывает область философской, феноменологической рефлексии.

Взаимодействие автора и героя (и героев между собой) до известной степени поддается лингвистическому описанию. В протяженности текста выделяются сегменты, характеризующиеся доминированием голоса того или иного из героев, контролируемые их личностными интенциями, социально-моральными установками, жизненной ситуацией, стремлениями, страхами, страстями и т.д. В этих сегментах речь персонажа конкурирует с речью автора, принимая активное участие в формировании литературного дискурса.

Простейшие примеры такого рода - вкрапления прямой и косвенной речи персонажей в повествовательном тексте (в драме первые занимают главную часть объема). Перевод прямой речи в косвенную часто делает ее нелепой, неистинной, комичной - это оттого, что происходит переакцентировка речи персонажа, ее ценностное переподчинение другому субъекту (автору, рассказчику). В обобщенном виде так устроен сказ: в письменном тексте имитируется устная речь, обычно малообразованного, простонародного, даже неграмотного рассказчика.

Другим видом взаимопроникновения дискурсов автора и героя является несобственно прямая речь. Это изложение мыслей или переживаний персонажа, грамматически полностью имитирующее речь автора, но по интонациям, оценкам, смысловым акцентам следующее ходу мысли самого персонажа. Вычленить ее в тексте не всегда легко; иногда она маркируется определенными грамматическими формами (французский имперфект), но в любом случае трудно определить, в какой точке она начинается или кончается. В несобственно прямой речи мы опознаем чужое слово "по акцентуации и интонированию героя, по ценностному направлению речи", его оценки "перебивают авторские оценки и интонации" (В.Н. Волошинов / М.М. Бахтин).

Область безусловного доминирования автора над героем - пограничные зоны литературного текста: название, жанровый подзаголовок, написание авторского имени (подпись), авторская аннотация, внешние авторские тексты, примыкающие к произведению (предисловия, послесловия, беседы автора о своем тексте). Это так называемый паратекст (Ж. Женетт), функция которого - задать правила чтения текста, обозначить его авторскую интерпретацию. В паратексте слово героя никогда не может сравняться со словом автора, а чаще всего и вовсе в нем отсутствует.

При других видах взаимодействия автора и героя их личности уже не привязаны к какому-либо социальному дискурсу, и их конструирование принимает не лингвистическую, а спекулятивно-философскую форму. Этой проблемой много занимался М.М. Бахтин ("Проблемы поэтики Достоевского", "Автор и герой в словесном художественном творчестве"). Достоевский дает предельный пример взаимодействия автора и персонажа в устройстве "полифонического романа", ставя голос персонажей-идеологов на один ценностный уровень с голосом автора. Герой предусматривает и заранее оспаривает авторское слово о себе, в конечном счете это полемика с Богом-творцом, богоборческий бунт вымышленного персонажа. Герой одержим чужим сознанием, спорит с ним, стремится оставить за собой последнее слово; герои Достоевского проницаемы для слова друг друга, а одушевляющие их идеи даются в становлении, в диалогической жизни. Герой здесь - не статичный знак социального дискурса, а динамичный процесс его становления.

В "Авторе и герое..." такого рода процессы рассматриваются Бахтиным в систематической феноменологической перспективе, где вопрос о чужом слове составляет один из частных вопросов. В центре внимания здесь - пространственная и временная форма героя. Пространственная форма героя определяется тем, что человек по-разному воспринимает свое и чужое тело; чтобы сделать правильный жест, мы должны забыть о своем теле как внешнем объекте, переживать его только изнутри. В литературе в этом смысле по-разному передаются фигуры главного и второстепенных персонажей. Но и главный герой получает некоторую телесную определенность, пространственную завершенность; автор сообщает герою законченность, какой не обладает человек в своем самовосприятии. Субъект-персонаж оказывается представлен объективно - таков акт любви творца к творению. Временная форма героя - это длительность его душевных переживаний: жизнь души и жизнь духа, объекта и субъекта внутренней жизни человека. Душа - это объективная сторона персонажа, она дарована человеку Богом, автором, дух же представляет собой момент его свободы, благодаря которой он причастен к незавершенности авторского или божественного духа.

Фигура читателя долгое время оставалась на периферии литературоведческих исследований. В современной науке читателя стали изучать в качестве активного творческого субъекта, даже противопоставляя его автору ("Смерть автора" Р. Барта): автор рассматривается при этом не как абсолютный источник текста, а как внутритекстуальная (а не до-текстуальная) фигура. Внутритекстовой, "подразумеваемый", "имплицитный" автор сближается с мыслью Бахтина о полифоническом романе, где автор - как бы один из персонажей. "Текст обретает единство не в происхождении своем, а в предназначении", но читатель - "это человек без истории, без биографии" (Барт). Читатель, как и автор, может проецироваться в произведение, оставлять там следы своего присутствия. Формы такой проекции характеризуются Констанцской школой (Х.-Р. Яусс, В. Изер) как "горизонт ожидания". Яусс классифицирует типичные модели восприятия произведения публикой: внезапный успех неизвестного автора, шок и его постепенное преодоление, успех в узких кругах с дальнейшим его расширением. Здесь читатель рассматривается социологически. Литературная эволюция по Яуссу - постепенная трансформация (обычно расширение) горизонта читательского ожидания - круга тех стереотипов, которые читатель приучен искать и находить в произведении, круга всего того, что привычно читателю в тексте. История таких анонимных, диффузных стереотипов - наиболее объективная история национальной литературы. Сходная эволюция описывается Изером как все большая активизация инстанции читателя в литературе. Неписаные правила восприятия все больше уравновешиваются свободой читательской интерпретации, читателю все больше приходится додумывать самому, принимать самостоятельные решения. По ходу своего развития литература становится все более "интерактивной" по отношению к читателю.

Литература: М.М. Бахтин. "Проблемы поэтики Достоевского" (несколько изданий); М.М. Бахтин. "Автор и герой в словесном эстетическом творчестве" - в кн.: М.М. Бахтин. "Эстетика словесного творчества". М., 1979; В.Н. Волошинов (М.М. Бахтин). "Марксизм и философия языка". Ленинград, 1929 (переизд. 1930, 1993); П. де Ман. "Гипограмма и инскрипция" // "Новое литературное обозрение". 1993. № 2; Б.М. Эйхенбаум. "Как сделана "Шинель" Гоголя" - в кн.: Б.М. Эйхенбаум. "О прозе. О поэзии". М., 1986; Х.-Р. Яусс. "История литературы как провокация литературоведения" // "Новое литературное обозрение". 1994. № 12; А. Компаньон. "Демон теории: Литература и здравый смысл". М., 2001. Гл. 2, 4.