ИНСТИТУТ ЕВРОПЕЙСКИХ КУЛЬТУР

ОБЩАЯ ИНФОРМАЦИЯ УЧЕБНЫЕ КУРСЫ БЛОК-ЛЕКЦИИ АКАДЕМИИ
НАУЧНЫЕ ПРОЕКТЫ
ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
АБИТУРИЕНТАМ E-Mail
ВЫСТАВКИ ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ СТУДЕНТОВ НОВОСТИ Site-map
ИНФОРМАЦИЯ МЕТОДИЧЕСКИЕ РАЗРАБОТКИ УЧЕБНЫЕ ПОСОБИЯ
МОНОГРАФИИ СБОРНИКИ СТАТЕЙ АЛЬМАНАХ

 

6. Повествование

Как и стилистика, нарратология, то есть наука о повествовании, лишь отчасти пересекается с литературоведением по своему предмету, а отчасти выходит за его рамки: не все повествования - художественные.

Повествование как тип дискурса противостоит "прямому подражанию" (речам персонажей), описанию, рассуждению (прямой авторской речи). В классической риторике оно мало исследовалось - занимались главным образом техникой описания или рассуждения. Лишь в конце прошлого века начались попытки классифицировать типичные сюжетные ситуации (например, в драме), бродячие сюжеты-мифы и т.д. Первый радикальный шаг к исследованию повествования предприняли русские формалисты. В.Б. Шкловский, Б.М. Эйхенбаум, Б.В. Томашевский расщепили повествовательный текст на две инстанции - сюжет и фабулу. Фабула - реальная или вымышленная история, последовательность событий, которые излагаются в романе, рассказе или даже в драме (хотя драма, строго говоря, не повествовательный текст); сюжет - способ изложения фабулы в тексте. Томашевский разграничивал два понятия так: фабула - это то, что было в действительности, а сюжет - то, как узнал об этом читатель. Фабула и сюжет соотносятся как материал и прием, как анонимная, в принципе переходящая из текста в текст история и индивидуальная работа по ее рассказыванию. Сюжет деформирует фабулу, делает ее ощутимой. На практике формалисты довольно узко трактовали сюжет - главным образом как способ размещения элементов истории в последовательности реального повествования, когда событийный порядок фабулы не совпадает с порядком сюжета.

Как показал дальнейший ход научной мысли, динамическое соотношение двух повествовательных инстанций - идея очень емкая, она гораздо шире той непосредственной интерпретации, которую дали ей формалисты. "Как узнал читатель" включает в себя еще и большую или меньшую степень подробности сообщаемой информации, оценки событий, точки зрения, с которых они излагаются, и т.д. Все эти факторы хорошо видны в случаях, когда несколько текстов сочиняются "на один и тот же сюжет" (в терминах формалистов - на одну и ту же фабулу). Таковы, например, четыре евангелия - разные интерпретации одной и той же истории. В них нет нарушений порядка повествования, но одни события в них опускаются, другие добавляются, излагаются более или менее подробно, с разными деталями и смысловыми нюансами. К повествованию, таким образом, имеет отношение не только собственно событийная структура, но и такие элементы, которые, казалось бы, безразличны по отношению к повествованию (например, оценки).

В современной научной терминологии оппозиция "сюжета" и "фабулы" применяется не очень широко. Структурная лингвистика заменила их разграничением истории и дискурса (Э. Бенвенист), из которых первая более или менее соответствует "фабуле", но второй существенно шире "сюжета". Дискурс - это весь уровень речи, повествующей о событиях, в отличие от самих этих событий. Идею Бенвениста развили Р. Барт, Ц. Тодоров, Ж. Женетт, К. Бремон, рассматривая повествовательный текст как языковое явление с дополнительным, сверхфразовым уровнем организации - это и есть уровень истории.

Эта теория опиралась также и на книгу В.Я. Проппа "Морфология волшебной сказки", вышедшую еще в 20-е годы. Пропп выяснил, что все событийные элементы русской волшебной сказки распределяются по 31 категории, которые всегда размещаются в тексте в одном и том же порядке (с возможными пропусками и повторами). Такие абстрактные события сказочного сюжета Пропп предложил называть функциями. В 60-е годы ("Введение в структурный анализ повествовательного текста" Р. Барта) такая концепция была распространена от одного устойчивого фольклорного жанра на все многообразие возможных повествовательных текстов. В такой ситуации функции уже не задаются закрытым списком и сочетаются в различном порядке; кроме того, в любом тексте выделяются элементы разной степени нарративной значимости: функции и индексы. Из функций складывается история ("фабула"), а из индексов - ее аранжировка (конкретизация персонажей, их характеров, мотивов, мыслей, обстановки и орудий действий и т.д.). Внутри функций выделяются основные и второстепенные - ядерные (кардинальные) функции и катализы (катализаторы), служащие прокладкой между главными функциями. Функции ядерные реализуют некий значимый выбор персонажа (Раскольников убивает процентщицу), а катализы - последовательность осуществления этого выбора (Раскольников добывает топор, совершает "пробу", прячет добычу); индексами в том же тексте будут служить описания внешности героя и его жертвы, интерьера его комнаты, петербургских пейзажей, воссоздание мыслей и чувств Раскольникова и т.д.

События совершаются персонажами. Классификацию повествовательных персонажей предпринял еще Пропп, а обобщение его концепции совершил А.-Ж. Греймас. Он разделил структуру действующих лиц на два уровня - актантов и актеров. Актер - конкретное действующее лицо (человек или нет), выполняющее некоторую структурную роль в повествовании, а сама эта роль, позиция в повествовательной структуре называется актантом. Типология актантов в любом повествовании включает шесть членов, шесть идеальных центров притяжения, распределенных по трем смысловым осям: оси коммуникации (адресант - адресат), оси поиска или стремления (субъект - объект) и оси борьбы (помощник - противник). Один актант может воплощаться разными актерами, но и один актер может играть сразу несколько актантных ролей. Структура актантного сюжета и его воплощения в актерах говорит об идеологии произведения, о ситуации героя: есть ли у него помощники, занят ли он поиском чего-то или кого-то иного или обращен на самого себя, и т.д.

Так устроен уровень истории-фабулы. Уровень дискурса ("сюжета") организуется как система нарративных фигур, подробно проанализированная Ж. Женеттом в трактате "Повествовательный дискурс". Женетт предлагает рассматривать всякое повествование как аналог языковой фразы, которой его всегда можно резюмировать (вся "Одиссея" - "Одиссей возвращается на Итаку"). Во фразе главный действенный элемент - это глагол, имеющий систему грамматических категорий. Эту систему - главным образом время, наклонение (модальность) и залог - Женетт и использует для классификации нарративных фигур. Под фигурой, как и в стилистике, понимается отступление от нейтрального, нормального способа рассказать некоторую историю.

Для времени основной фигурой будет нарушение временного порядка (которое формалисты как раз и описывали как игру сюжета и фабулы): повествование может отступать назад и забегать вперед, в дискурсе событие может быть упомянуто раньше или позже, чем положено по истории. Другие приемы связаны с частотностью: есть события повторяющиеся и единичные, и повествователь может обозначать ряд повторяющихся событий один раз или, наоборот, рассказывать одно и то же событие по многу раз. Наконец, темп повествования может по-разному соотноситься с темпом истории (нарушения изохронии). Реально дискурс о событиях практически никогда не совпадает по темпу с этими событиями, но обычно между ними не бывает даже равномерного, пропорционального соотношения: рассказ то ускоряется, то замедляется. Женетт выделяет четыре таких типичных темпа: 1) резюме, когда повествование идет существенно быстрее событий ("скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается"), но все-таки излагает их более или менее непрерывно ("прошло пять лет, в течение которых герои делали то-то и то-то"); 2) дескриптивная пауза - полная остановка повествования, которое заменяется пристальным описанием пейзажа, вещи, лица и т.д.; 3) сцена, то есть сегмент текста, где темп повествования имитирует реальный темп событий и особенно реплик (это, конечно, иллюзия одновременности); 4) эллипсис, разрыв повествования, полный пропуск некоторого фрагмента истории ("прошло пять лет").

Модальность повествования определяется подробностью изложения и информирования о событиях. (Скажем, в детективе имеет место неполное информирование вплоть до самого конца: самое главное от нас утаивают.) Основное различие здесь - в изложении событий с разных точек зрения. Идея точки зрения в повествовании восходит к Генри Джеймсу и была разработана в англо-американской критике: речь шла о том, чтобы события в романе излагать не от лица всеведущего автора, а через те сведения, которые могли иметь о них те или иные персонажи. Женетт, пересматривая эту проблему, вводит важное разграничение вопросов "кто видит?" и "кто говорит?" Организация речи в тексте может и не соответствовать тому кругу осведомленности, которым обладает ее условный источник (повествователь, повествующий персонаж): рассказчик может говорить "от себя", а не от имени персонажей, но приводить не все факты, а лишь те, что известны (некоторым) героям. Поэтому двусмысленный термин "точка зрения" предлагается заменить более точным термином фокализация: повествование уподобляется оптическому прибору, который настраивается на точку зрения того или иного персонажа, и это, вообще говоря, не связано с тем, от чьего имени оно ведется. Фокализация бывает нулевой (всеведущий автор), внешней ("бихевиористское" повествование, рассматривающее персонажей только извне) и внутренней (повествование "глазами" того или иного персонажа или персонажей). Фокализация может меняться в ходе повествования; внутренняя фокализация на одном персонаже является внешней фокализацией в отношении другого персонажа. Критерий различения внешней и внутренней фокализации ("не-личного" и "личного" режима повествования) предложил еще до Женетта Р. Барт ("Введение в структурный анализ..."): текст, написанный от третьего лица, но с внутренней фокализацией, может быть транспонирован в первое лицо без семантических неувязок одной лишь заменой местоимений и глагольных форм, например - "Джеймс Бонд увидел перед собой моложавого мужчину лет пятидесяти..."; при невозможности такого преобразования ("Постукивание кусочков льда в бокале, казалось, наводит Бонда на какие-то мысли...") имеет место внешняя фокализация.

Место повествователя ("кто говорит?") определяется последней категорией Женетта - категорией залога (по-французски - "голоса"). Рассказчик может находиться вне или внутри рассказываемой истории, быть или не быть ее персонажем. Повествовательный текст может включать в себя не одну историю, а несколько, которые соотносятся не через простое соположение, а через взаимное включение, образуя сложные метадиегетические конструкции (вставные новеллы и т.д.).

Литература: Р. Барт. "Введение в структурный анализ повествовательных текстов" - в кн.: "Зарубежная эстетика и теория литературы XIX - XX вв.". М., 1987; К. Бремон. "Логика повествовательных возможностей" - в кн: "Семиотика и искусствометрия". М., 1972; Ж. Женетт. "Границы повествовательности", "Повествовательный дискурс" - в кн.: Ж. Женетт. "Фигуры: Работы по поэтике". тт. 1 - 2. М., 1998; Ю.М. Лотман. "Происхождение сюжета в типологическом освещении" - в кн.: Ю.М. Лотман "Избранные статьи". т. 1, Таллин, 1992; В.Я. Пропп. "Морфология сказки" (несколько изданий); Б.В. Томашевский. "Теория литературы (Поэтика)" (ряд изданий); Б.А. Успенский. "Поэтика композиции". М., 1972; переизд. в книге: Б.А. Успенский. "Избранные труды". т. 1. М., 1994, 1996; В.Б. Шкловский. "Связь сюжетосложения с общими приемами стиля" - в кн.: В. Шкловский. "О теории прозы" (1925, 1929).

© Институт европейских культур, 1995 - 2002.
Дизайн сайта © Андрей Яшин (www.yashin.narod.ru), 2001.
Замечания и предложения сообщайте web-мастеру.